А. С. Скрябин

Несколько дней подряд неистовый ураган с грохотом обрушивал горы ледяной воды на китобазу. Она тяжело переваливалась с одного борта на другой, зарывалась носом под воду, вновь поднималась на гребне, чтобы затем вдруг рухнуть вниз, в разверзшуюся перед ней водяную пропасть. Корпус судна сотрясался от тяжелых ударов волн, вибрировал, как натянутая струна. Что-то скрипело, громыхало, звенело, хотя все предметы на корабле давно уже были закреплены по штормовому. Моряки привыкли к этой однообразной музыке шторма, к неестественным позам, которые приходится принимать во время работы, еды и отдыха.

И вдруг все стихло и успокоилось, стихло враз, без каких бы то ни было переходов. Или мне это только показалось? Но проснулся я от наступившей тишины. Слышно было только, как ровно и тихо работает машина. Несмотря на ранний час, было совсем светло.

Шторм мог за ночь утихнуть, но зыбь не могла улечься так быстро. Не без сожаления освобождаюсь от ласковых объятий одеяла и спешу к иллюминатору. Вот, оказывается, в чем дело… Китобаза медленно продвигается по разводьям среди пакового льда.

Стук в дверь прервал мои наблюдения. “Быстро одевайся, летим на ледовую разведку!” – крикнул пилот вертолета Виталий Иванов и исчез за дверью.

Через несколько минут красный вертолет уносил нас туда, откуда слышались тревожные сигналы китобойца, ищущего выход из ледяного плена. Разворачиваемся над китобойцем, обследуем район и указываем ему путь к ближнему разводью.

Только теперь мы могли любоваться причудливым кружевом изо льда и воды, которое проплывало под нами. На некоторых льдинах сладко дремали тюлени, на других – суетились маленькие, почти человеческие фигурки пингвинов, смешно скользя и спотыкаясь.

Виталий снижает вертолет, а затем производит посадку рядом с двумя огромными морскими леопардами. Леопарды угрожающе раскрыли свои пасти, усаженные острыми зубами, и кажется, не собираются уступать нам свои владения, они даже пытаются схватить вертолет за поплавок зубами. Но вот нервы одного тюленя не выдержали, он бросился к краю льдины, а за ним другой, лед под их тяжестью обломился и они плюхнулись в воду. Мы перелетели на другую льдину, где отдыхали тюлени-крабоеды, потом на третью и т.д. Я уже отснял кинокамерой две кассеты и зарядил третью. По соседней льдине мечется испуганный пингвин Адели. “Хороший экспонат для музея”, — говорю я Виталию, целясь в пингвина из мелкокалиберной винтовки. Перелетели на льдину, где лежал подстреленный пингвин, я выпрыгнул из кабины, привязал его к поплавку, и мы полетели дальше.

“Злодей”, — услышал я мрачный голос Виталия в наушниках. У этого мужественного человека было по-детски доброе сердце. Он не мог терпеть убийства животных даже ради науки. На этот раз он был сообщником злодеяния, и это его особенно расстроило.

Полушутливое замечание Виталия больно задело меня. Мне давно хотелось добыть такого пингвина, но сейчас я не чувствовал удовлетворения, а тем более радости. Охотничий азарт прошел, появилось горькое чувство вины перед этой величественной, девственной природой, в которую мы так бесцеремонно вторглись и учинили разбой. Я обязан добывать материал для научных исследований и экспонаты для музея. Но эти оправдания не вернули мне хорошего настроения.

“Пора возвращаться”, — пробурчали наушники, и вертолет послушно вошел в глубокий вираж. Весь обратный путь мы молчали, занятые каждый своими мыслями.

Далее — «Один день на острове Кэмпбелл«.