Один день на острове Кэмпбелл
А. С. Скрябин
В январе 1966 года китобоец “Гневный-40” совершил дальний рейс из Антарктики, где вела промысел китобойная флотилия “Советская Украина”, к берегам Новой Зеландии. На экипаж этого судна возлагались не только хозяйственные, но и определенные научные задачи: наблюдение за китами и другими морскими животными в их естественной среде, заготовка биологических экспонатов для музеев и др. Биологом на этом судне был я. Для сбора биологических экспонатов было решено высадиться на о. Кэмпбэлл.
Ранним утром 15-го января “Гневный” подошел к острову. Погода не благоприятствовала высадке. Густой туман стелился по воде, с берега дул пронизывающий ветер. Местами туман немного рассеивался, обнажая темный скалистый берег, опоясанный белой пеной прибоя. Часа через два туман рассеялся совсем, лишь отдельные клочья его еще цеплялись за вершины скал. Перед нами открылся узкий вход в бухту Персеверенс-Харбор. Капитан Абесалом Мелитонович Зенаишвили с мостика отдает короткие команды. Китобоец, с развевающимися по ветру советским и новозеландским флагами, осторожно идет по узкому проходу, входит в довольно просторную бухту и становится на якорь.
На берегу – несколько домиков новозеландской научной станции. В начале второй мировой войны, когда возникло опасение, что немецкие рейдеры распространят преследование судов союзников на субантарктические воды, правительство Новой Зеландии выслало береговые дозоры на острова Окленд и Кэмпбэлл. В состав этих дозоров входили и научные работники. В конце войны посты были сняты, но на о. Кэмпбэлл решено было сохранить постоянную базу для ведения регулярных метеорологических наблюдений. На острове ведутся и некоторые биологические работы.
От небольшого причала отошел мотобот и полным ходом направился к китобойцу. Приветствия, рукопожатия. Многие новозеландцы знают почти всех моряков китобойца, т.к. “Гневный” в прошлом году уже заходил на этот остров. В салоне капитана завязался оживленный разговор. Узнав о цели нашего захода, они вызвались показать нам, где живут пингвины и другие животные. Все животные этого острова находятся под охраной закона, но, в виде исключения, нам разрешили взять несколько экземпляров пингвинов.
Путешествие по острову было очень трудным, но интересным. Приключения начались прямо около причала, куда доставил нас мотобот. Здесь в зарослях папоротника моряки натолкнулись на морского льва, который не проявил признаков гостеприимства. Он угрожающе раскрывал свою зубастую пасть и с ревом бросался на фотолюбителей, которые слишком близко приближались к нему.
Оставив в покое слишком раздражительного морского льва, экспедиция продолжала свой путь на мотоботе в маленькую бухточку, где было лежбище морских слонов. Тело огромного самца, покрытое светло-бурым мехом, было около шести метров длины. При приближении людей он лениво поднял свою массивную голову с удлинением наподобие маленького хобота носом, раскрыл огромную пасть с редкими зубами и издал слабый рев. Повторив свою ленивую угрозу несколько раз, хозяин решил, что безопасность его семьи обеспечена, и снова распластал свое двухсотпудовое тело на земле.
Дальше мы шли пешком через горы на другую сторону острова, где обитали пингвины. Временами приходилось пробираться сквозь сплошные заросли папоротника и других растений, вязнуть в заболоченной почве. Иногда под ногами журчали невидимые подземные потоки. Встречались группы одичавших овец, которые не так давно были завезены сюда вполне домашними, но обретенная свобода на этом почти безлюдном острове вновь пробудила в них инстинкты их далеких предков. В 1895 году о. Кэмпбэлл был арендован у новозеландского правительства синдикатом овцеводов. Предприятие просуществовало почти 40 лет, пока экономический кризис начала 30-х годов не положил ему конец. В 1931 году остров покинули последние четыре пастуха, оставив на произвол судьбы около пяти тысяч овец.
Прямо на земле сидели огромные странствующие альбатросы. При нашем приближении они вытягивали шеи и щелкали клювами, но с места не трогались даже тогда, когда их гладили руками. Каждый из них, презирая опасность, согревал своим телом единственное яйцо, под хрупкой скорлупой которого уже начало пульсировать маленькое сердце птенца.
Наконец мы у цели нашего путешествия. Берег круто обрывается к океану, снизу доносится грохот прибоя. С большой осторожностью мы спускаемся по крутому склону, заросшему буйной растительностью.
На пингвинов наше неожиданное появление не произвело никакого впечатления. Только некоторые из них удостоили нас взглядом своих неестественно красных глаз. Остальные занимались своими делами, важно расхаживали по берегу, покрикивая хриплыми голосами друг на друга. Иногда возникали ссоры, переходящие в потасовки. Это была колония хохлатых пингвинов. Свое название они получили за два золотисто-желтых хохолка, украшающих голову взрослой птицы. Тут же сидели их, покрытые густым серым пухом, птенцы. К апрелю – маю пуховой наряд птенцов сменится перьями, и они будут почти неотличимы от своих родителей.
Усыпив хлороформом разрешенное нам количество пингвинов и, уложив их в мешки, мы сразу же отправились в еще более тяжелый обратный путь, т.к. времени до отхода судна оставалось в обрез.
Хохлатые пингвины (фото: А. С. Скрябин)
Мне казалось, что я никогда не преодолею этого бесконечно большого, покрытого буйной травянистой растительностью крутого подъема. О, эти заросли! Они не дают возможности сделать шага, приковывают к земле и без того тяжелые мокрые сапоги, делают невидимыми ямы и камни. Сколько раз я падал, зашибая колени и локти, царапая лицо и руки. Неожиданно я обнаружил, что мои спутники куда-то исчезли, и я карабкаюсь по этому склону в полном одиночестве. Вдруг я шагнул в какую-то пустоту, почувствовал состояние невесомости и грубое приземление на камни. Я свалился в узкую трещину между скал, предательски скрытую от глаз растительностью, которая тут же сомкнулась у меня над головой. Я старался взять себя в руки и не паниковать. Если я сам не выберусь из этой каменной ловушки, то вряд ли меня смогут найти. Кричать бесполезно, грохот прибоя заглушает все звуки. Привыкнув немного к полутьме и ощупав руками стены, я понял, что выбраться отсюда можно. Хорошо, что при падении я не получил серьезных травм, а отделался несколькими ссадинами. Взвалив мешок с пингвинами на плечо и придерживая его левой рукой, я с большим трудом вылез из щели.
Вновь продолжаю штурм высоты. Сердце стучит, сотрясая всю грудную клетку. Воздух из легких вырывается с хриплым надрывным звуком. В довершение всех бед мою правую ногу свела судорога. Сажусь на землю, растираю ногу. К счастью, она вскоре проходит.
Наверху собираемся все вместе и продолжаем путь к бухте. Все устали, разговариваем мало, почти никто ничего не фотографирует.
Наконец долгожданная бухта. Начался прилив, и гряда камней отделила нас от берега. Молодой бородатый новозеландец машет рукой, чтобы мы быстрей преодолевали это расстояние вброд, т.к. вода с каждой минутой прибывает все больше. По бухте идет крупная зыбь, и наши сапоги сразу же заливает вода. С трудом забираемся в мотобот, разуваемся и выливаем воду из сапог. Мотобот разворачивается и идет к китобойцу. Встречные волны и ветер вскоре не оставили на нас ни одной сухой нитки.
Вечером все сотрудники новозеландской научной станции приехали прощаться с китобоями. Они выгрузили на палубу несколько туш только что добытых овец, подарили пробы планктона и несколько рыб, пойманных в бухте. Мы, в свою очередь, погрузили им в мотобот ящик фруктов, которые везли из Новой Зеландии. Последние пожелания, рукопожатия, теплые слова и улыбки. Гремит якорная цепь. Мотобот, с кричащими что-то и машущими руками новозеландцами, обходит вокруг китобойца. Эхо прощального гудка отозвалось и затихло в прибрежных скалах. Китобоец выходит из узкого прохода навстречу крутой волне. Холодные соленые брызги бьют в лицо, но мы еще долго стоим на качающейся палубе и смотрим, как исчезает вдали и надвигающихся сумерках остров.
Дальше рассказ о том, что кости добывать тоже нелегко.