М. В. Юрахно

Весна в том году явно не торопилась на Чукотку. В Энурмино только в июне “лунными ночами” холодный воздух стал оглашаться криками гусиных стай. Обалдевшие от восторга, они летели из далекой Калифорнии на север, на остров Врангеля, чтобы там, вдали от беспокойного человека вывести потомство и тем самым продлить свой гусиный род.

Белые гуси
(фото: В. Иванов)

Я знал, что некоторые стаи садятся на отдых за горным перевалом в тундре. В верховье реки, примерно в двадцати километрах от поселка. Нужно было только выбрать свободное время. 8 июня я сделал первую вылазку в тундру. В результате в дневнике появилась следующая запись:

“Взял у Семенова ружье. При переправе через бурную речку cбило с ног. В поселок возвращаться было стыдно. Весь мокрый в течение восьми часов продолжал охоту. Тундра спит. Напрасно, стараясь разбудить ее, кричат на разные голоса кулики, курлычут на сопках журавли, молятся в отчаяньи морянки – тундра спит. Солнце тоже взялось разбудить ее. Круглосуточно, отдохнув немного в полночь на горизонте, взбирается оно все выше и выше, чтобы отогреть спящую красавицу. Ядовитые туманы ползают по бурой прошлогодней траве, вгрызаясь в тощий хребет одряхлевшего снега. Последний, как старец с русской печки, ворчливо сползает по долинам вниз, к морю, уступая место жизни”.

18 июня я повторил попытку добыть в музей белого гуся. Ружье мне дал на сей раз секретарь Энурминского сельсовета молодой чукча Ято, который только что похоронил свою красавицу жену, умершую от эхинококка. Он же посоветовал отправиться в тундру ночью, чтобы легче было форсировать вздувшиеся реки. И хотя я вышел из поселка в 23 часа 40 минут, первая же река встала на моем пути непреодолимой преградой. Я решил обойти ее морем по льду и удалился, таким образом, километра на два от берега, ибо пришлось обходить целые озера, образованные на льду той же рекой. Погода была тихая и ничто, казалось, не предвещало неприятностей. Однако когда я невзначай глянул на перевал, то увидел, что оттуда, одолев горный хребет, по тундре катится навстречу мне огромный вал тумана. Он окутал меня еще в море, но я засек направление ветра и успешно добрался до берега. Правда, ветер незаметно для меня поменял свое направление с западного на северо-западное, и я отклонился вправо, обойдя, сам того не зная, полярную станцию с запада.

В тундре я продолжал ориентироваться по ветру и лишь намного позднее убедился в том, что этого делать было нельзя. За сутки ветер обошел по кругу всю линию горизонта, постепенно меняя направление. Погода страшно испортилась. Было очень холодно. Шел дождь со снегом. Часа через два я понял, что заблудился. Никакого подъема на перевал не чувствовалось. Ноги по-прежнему вязли в раскисшей тундре. А когда стали чудиться гудки парохода
в Чукотском море, которое было полностью покрыто льдом, мне стало не по себе. Уж не галлюцинации ли начинаются? Стал прислушиваться, откуда могут взяться здесь эти неожиданные звуки? Оказалось, их рождает ветер в стволах моего ружья за спиной, а трансформирует их опущенная и завязанная внизу шапка-ушанка. Я понял, что продолжать движение вперед бессмысленно и даже опасно, поэтому круто развернулся на 180 градусов в надежде вернуться к морю и на полярной станции переждать непогоду.

К морю я вышел без труда, но продвижение на запад долгое время ничего не давало. Стало ясно, что я снова заблудился и на полярную станцию мне не попасть. К моей радости, вскоре из тумана выросла совсем крохотная избушка, не более пяти квадратных метров. Приняв ее за охотничью избушку, я взялся за топор и, быстро нарубил дров. “Буржуйка”, стоящая посередине вскоре стала для меня милее крымского солнца. Я прилег на лежанку и сладостно задремал, не раздеваясь, конечно. Ровно через полтора часа проснулся от ужасного холода. Мной овладела полная апатия. Не хотелось ни думать, ни шевелиться. “Лучше замерзну, но подниматься не стану”, — вяло проплыло в подсознании. Почему-то вдруг вспомнилось двухлетняя дочка. “Это она останется сиротой”, — продолжали плыть неясные мысли. — “Ей будет очень трудно. Я ведь вырос сиротой и знаю, что это такое. Нет! Ради нее надо бороться”. Я поднялся, вышел на улицу, нарубил дров, затопил печку, замотал дверь на веревочку и снова прилег. В это время в дверь решительно постучали.

— Кто? – невольно вырвалось у меня.

— Руки вверх! – грозно раздалось за дверью, но, по какому-то еле уловимому нюансу я понял, что команда несерьезная.

— Я открыл дверь и увидел двух вооруженных людей. Познакомились. Это были радисты с полярной станции: медлительный степенный Владимир и очень подвижный Виктор. Пока я объяснял, кто я и куда иду, я обхватил руками трубу “буржуйки” и прижимался к ней всем телом, стараясь хоть немного согреться.

— Брось ты это! На ходу быстрее согреешься. Мы идем туда же, осталось перевалить одну гору, — суетясь, заговорил Виктор и, не дав мне опомниться, схватил на полу кастрюлю, выбежал на улицу, зачерпнул из лужи воды, вернулся и плюхнул свою ношу в печку. Дым и чад, как от взрыва, мигом заполнил всю нашу хибарку и мы выскочили на улицу. Виктор замотал дверь на веревочку с наружной стороны, и мы двинули в дальний путь.

Действительно, перевалив через гору, мы оказались у большой реки. Птичий гогот доносился с разных сторон. В тумане проносились стаи уток, а среди них попадались и казарки. Мы, изредка постреливая, поднимались все выше и выше к верховью реки. Незаметно пролетели четыре часа. Туман вдруг сзади рассеялся и мы увидели на горизонте огромный черный столб дыма, как раз там, где осталась наша хибарка. Сердце у меня екнуло. Я уже знал, что это не домик охотников, а обогреватель пограничников. С ними шутки плохи. Мои опасения подтвердил и Виктор, сразу же отмежевавшись от основного “поджигателя”. Настроение у меня испортилось на весь день. Ни журавли и казарки, ни сауки и гаги не смогли поправить его. Так бесславно закончился мой поход за белым гусем.

Правда, с Чукотки меня не выдворили, и я продолжал сбор научного материала. Теперь я вскрывал не только тюленей, но и моржей. Интерес к этим великанам был огромен. Я ловил каждое слово о них. Ниже, предлагаю одну из историй, рассказанных чукчами.