М. В. Юрахно

21 апреля двадцатикилометровое расстояние из бухты Провидения в бухту Ткачен по двухметровым чукотским снегам я одолел на вездеходе. По пути увидел первую собачью упряжку. Каюр, видно, не хотел поддаваться и погонял собак изо всех сил. Однако вездеход легко обогнал их. Вспомнились стихи С. Есенина о жеребенке, который мчался параллельно поезду:

Милый, милый, смешной дуралей…
Ах, куда? Ах, куда он гонится?
Неужели он не знает, что живых коней
Победила стальная конница.

Собачья упряжка
(автор фото неизвестен; если Вы являетесь автором или располагаете информацией об авторе, напишите, пожалуйста, администратору сайта)

В Ново-Чаплино (бухта Ткачен) стало известно, что дальше на Север, в Яндракинот (примерно 70 км), к первому месту моей работы добираться придется на собаках.

День был солнечный. Вокруг сияли заснеженные сопки, а перед ними – голубая дымка. Я ликовал. “Ну, — думаю, — это будет самое романтическое путешествие в моей жизни”. С нетерпением ждал, пока на снегу немного проспится пьяный каюр.

Приключения начались с первых шагов. Нарта наша стала нервно нырять по сугробам между крышами домов, заваленных снегом.

— Поть, поть, поть, — кричал каюр собакам, но они сделали “кых, кых”, т.е. рванули в противоположную сторону вслед за выскочившим из ближайшей избы котом. Нарта перевернулась, и я с ужасом увидел, как мои краснобокие корейские яблоки, вырвавшись на свободу из картонного пака, весело бросились врассыпную вниз по склону горы в радиусе до 50 м. Я быстренько собрал их, так как знал, что дальше на севере их уже не будет, и подбежал к нарте. Она по-прежнему лежала на боку, а каюр безжалостно бил остолом собак по головам. Я поставил нарту на полозья, надеясь таким образом лишить каюра времени для продолжения экзекуции. К удивлению, увидел, что каюр покинул собак и с остолом бросился на меня с отборным русским матом.

— Без собачек хочешь остаться?! – пояснил он, видя мое недоумение.

Оказывается, собаки — яндракинотские и могли легко убежать домой. Я решил больше ни во что не вмешиваться, чтобы не навредить своей неопытностью.

Дальнейшее продвижение превратилось в настоящий кошмар. Каюр останавливал нарту через каждые 100-200 м и принимался избивать собак одну за другой. Со временем остол (довольно толстый кол с железным наконечником) сломался, и каюр продолжал свое страшное воспитание собак с помощью разделочного ножа. Он брал очередную жертву за загривок и с размаху бил острием по морде, а когда собака начинала визжать, тыкал ей ножом в рот. Собачья кровь брызгами летела на снег. Не удовлетворившись этим, он брал некоторых собак за крестец, ставил головой на снег и наваливался всем телом, ломая позвоночник. Когда и эти садистские меры ему надоели, он вытащил из-под себя карабин и, покачиваясь во хмелю, целился в бок то одной, то другой собаке, стрелял, заботясь, правда, при этом, чтобы пуля только чиркнула по телу и заставила собаку “лучше служить”, а не убивала ее. Одна собака была избита настолько, что, обессилев, попала под нарту и метров двести ее волокло по снегу. Я видел, как она вся дрожит от напряжения, зацепившись задней ногой за перекладину. Не выдержал. Потребовал остановить нарту. Каюр вытащил несчастное животное и “благословил” в дальнейший путь остатком остола. К моей радости, эта собака каким-то чудом вскоре оторвалась и бежала параллельно упряжке метрах в пятидесяти от нее. Не трудно представить, что ожидало ее в поселке. Позднее мне доводилось видеть в разных поселках собак с обнаженным на макушке черепом, с обрезанными ушами или языком за то, что эти животные якобы “плохо служили” каюрам. Тяжелейшее впечатление всегда производили на меня кровавые собачьи следы других упряжек. В итоге пути сообщения между поселками этого края я назвал для себя кровавыми дорогами Чукотки. Отношение там к собакам чаще всего безобразное.

Вот пример. Один охотник на песцов на острове Врангеля закрыл упряжку (12 собак) в коридоре с надеждой скоро вернуться. Однако запьянствовал и появился через месяц. Его дождались лишь три собаки. Одна была без носа, вторая – без уха и передней лапы и только самый сильный кобель стоял невредим. От девяти остальных их собратьев по углам валялась лишь шерсть. Даже косточек не осталось.

Собачья жизнь
(автор фото неизвестен; если Вы являетесь автором или располагаете информацией об авторе, напишите, пожалуйста, администратору сайта)

Избиение собак в моем первом путешествии на собачьей упряжке оказалось не самым страшным впечатлением. Каюр к вечеру заснул, и его ноги безмятежно тащились по спрессованному снегу. Я радовался этому, видя, что собаки и без каюра бегут не менее успешно. Однако меня поджидало другое, еще более тяжелое испытание. С наступлением темноты поднялся встречный северный ветер, мороз усилился, и усидеть на нарте было невозможно. То и дело, приходилось спрыгивать и согреваться бегом. Однако в отличие от нарты, подо мной снег проваливался, к тому же не хватало кислорода, и я очень быстро выдыхался. Каждый раз со страхом видел, как расстояние между мной и нартой предательски увеличивается. Приходилось делать рывок из последних сил, падать грудью на свой экспедиционный ящик и уж потом поворачиваться спиной к ветру. Через несколько минут все повторялось снова. Путешествие, казалось, никогда не кончится. Я решил улучшить свое плачевное положение сигаретой. Снял перчатку. Расстегнул на груди куртку и … закурить не успел. Рука закоченела так, что сигарету вытащить не смог, перчатку одеть – тоже. Пришлось сунуть руку за пазуху и в связи с этим отказаться от согревания бегом.

Дом, где меня поселили (фото: М. В. Юрахно)

Лишь в 2 часа ночи нарта провалилась куда-то вниз и остановилась. Мы оказались у порога каюровой избы. Он проснулся и мы зашли в дом. Каюр сразу же разделся до пояса и сел на полу пить чай, как ни в чем не бывало; а у меня даже на это не хватило сил. Я увидел голую кровать без матраца, лег на сетку, не раздеваясь, и до утра не смог заснуть. Холод волнами выходил из меня. Казалось, промерзли даже кости.

Справедливости ради следует сказать, что не все каюры относятся к своим собакам так несправедливо. Это видно из следующего рассказа.